Алексей Селиванов («ОГП»)

Вместо вступления

22:00, пятница. Телефонный звонок: «Саша, вот тебе номер Селиванова. Звони ему, он согласен на интервью». Задумываюсь: не слишком ли поздно звонить человеку в это время? Оправдываюсь: наверное, нет – он же музыкант. «Здравствуйте, Алексей. Я из журнала, мы пишем о рязанской музыке, хотели бы взять интервью у Вас». «Спасибо, что вспомнили», – говорит он. «Да мы и не забывали», – отвечаю я.

Знакомство

Мы назначили встречу 5 февраля на три часа дня. На улице светло и морозно. Алексей задерживается. Начинаю волноваться – может, и не придет? Минут через семь в назначенном месте появляется наш герой. Мы здороваемся, знакомимся и куда-то уходим.

Кафе в центре города. На входе кто-то начинает громко здороваться с Алексеем и кричать, что давно они не виделись. Этот кто-то присаживается к нам за столик. Как выясняется в процессе беседы, за одним столиком с нами Евгений Чуйко – рязанский журналист, писатель и поэт. Он весьма разговорчив: рассказывает про «Алису», говорит о смысле творчества. Алексей листает наш журнал, удивляется: «Неужели это все рязанские коллективы? Откуда? Обалдеть».

Поэт о музыканте

Евгений Чуйко: «ОГП» – хорошая группа. И я говорю это не потому, что Лёша мой товарищ. Послушай песню «Волшебный лес», стихи к которой я написал. Я был приятно удивлен тем, как Алексей их исполнил. Он просто дал моим стихам новую жизнь. Когда я поставил эту песню в статус в социальной сети, мои друзья из самых разных стран (Казахстан, Украина, Польша, даже с Ирана) добавляли и хвалили ее, ну и нас.

Алексей: И проснулись мы с тобой знаменитыми, но нищими.

Евгений: Поэт должен быть нищим.

Алексей: А музыкант – нет. Хотя я и не музыкант-то вовсе. Образования у меня нет. Так, меломан.

О названии

«Название нашей группы расшифровывается как Оркестр Гидравлического Пресса имени Мечникова. По аналогии с монтером Мечниковым, который был заведующим гидравлическим прессом. Ильф и Петров, короче. Все оттуда».

Начало

«Если начать с момента образования группы, а это было в 1990-м году, то получилось так: учились вместе два одноклассника: Роман Павленко и Дмитрий Бочков. Ребята были увлечены рок-музыкой. И они узнали, что в параллельном классе учится такой же увлеченный, как и они. Слово за слово, какая-то фразочка из The Beatles. И они говорят: приходи на репетицию. Пионерская комната, естественно, мы прогуливали уроки, начали что-то подбирать, наигрывать, и пошло-поехало. Даем первый концерт, тоже в школе. На нем мы были, естественно, освистаны. Ну как освистаны: определенной частью аудитории зала освистаны, а другие нас вынесли оттуда на руках – потому что ходить мы уже не могли».

«Мы – самые типичные»

«Если говорить о типичных представителях рок-музыки 90-х, мы – самые типичные. Только почему-о до сих пор существуем, правда, в подвешенном состоянии. Сейчас все развалились, практически все, кроме «Дом Художника». Вот как в вашем журнале Ерхов сказал в ответ на «Как вас в Питере приняли»: «Было тяжело». А у нас все было легко: мы приезжали – Москва, так Москва, Питер – пожалуйста, с удовольствием. Все хлопают, денег более чем достаточно молодым людям того возраста, у нас голова кружилась. На первом месте, конечно, были наши девушки, которые на своих плечах всю жизнь эту группу и тянули. От нас мало что зависело – все песни посвящены им. Все концерты – это ради вас, слабого пола. Ну, слабого в кавычках. Такие вот плечи (показывает). А о чем был вопрос?»

«Слепящим отблеском»

«Я всегда завидовал таким музыкантам, как Rolling Stones, всем, каждому из них; и Оззи Осборну еще тоже завидовал. Потому что им удавалось совмещать бесполезное с полезным. Алкоголики, тунеядцы, ну и к тому же еще и миллионеры. Это здорово. И когда мы начинали рок играть, нам вроде брезжил свет в оконце, светил месяц (смотрит на журнал). Но оказалось, что месяц-то, он светит, но всем по-разному. Нам вот он как-то так отблеском слепящим прошел».

«Великие рязанские неудачники»

«У меня есть один хороший знакомый – музыкальный критик Артур Певзнер. Он сказал: «Ребята, по классификации вы у меня проходите как великие рязанские неудачники». И мне очень понравилась его формулировка. Я сказал: «Спасибо тебе, я наконец-то самоопределился». Егор Летов говорил: «Весь этот рок – это каждый день война, и война с самим собой, и если есть враг – то это ты сам». Потому что все это – самоуничтожение. Ну, иногда еще и поём. А Башлачев, тоже журналист, сказал: «Но когда мы поём – поднимается ветер». У меня собаку звали Ветер. Он, когда я пел, всегда успокаивался. И я думал – раз собака молчит, значит и хозяин должен когда-нибудь заткнуться. Но собаку я пережил».

«Я никогда не даю интервью»

Алексей: Вообще, никогда не даю интервью. Мне сказать нечего. У меня слов нет.
Евгений: Лёшка – скромный человек, стесняется, не знает, что ему сказать. Видишь, он даже покраснел.
Алексей: Вот 2006 год. Нашествие. Сыграли же? Я все думал: ну сейчас, что-то, кто-то, хоть одна собака. Но нет – ровным счетом ничего не произошло. Играешь-играешь, вот так всю жизнь на этих досках прыгаешь с микрофоном. И что? И чего? Слава богу, что друзья есть. И только они не дают пропасть. Вот им большое спасибо.

«Я не композитор, не поэт, я – компилятор»

«У меня нет никаких текстов. Я, как представитель малых народностей, – что вижу, то и пою. В электричке – значит в электричке. Унитаз – так унитаз. За столом не получается. Мне главное, чтобы всё, что я пишу, легло на музыку, и каким-то плавником слегка задело струнку. Для песни уже этого достаточно. Мы штампуем рок-стандарты, поп-стандарты. А от себя добавляем чуть-чуть искренности, чуть-чуть драйва. Я не композитор, не поэт, я – компилятор.

Из уже существующих ручьев я пытаюсь сделать «запруду». Чтобы могли прийти олени, и напиться с колен, и повеселиться как дети. Вот это для концерта самое главное. Мы никогда не задумывались о вечности. А иначе начался бы такой хардкор. Наверное, Кришна был прав, когда говорил, что мы… забыл это слово. Вот поэтому я и не даю интервью. У кого хватит времени все это слушать? Стёб-рок. Именно так сказал Кришна. Стёб-рок. В чем-то он прав. Но он, правда, ставил нас с такими командами, где уже, казалось бы, и конь повалялся и корова помычала».

О концертах

«Из самых известных групп, с которыми мы выступали, могу назвать, например, «Песняров». Это было на открытии торгового центра «Круиз». И заплатили мне, кстати, за это столько, сколько я в месяц не получаю. Спасибо этим людям. Но почему-то они не звонят. Поэтому, пользуясь случаем, передаю им привет.

Также круто было выступать с группой «АукцЫон» в «Планетарии». Но это было несостоявшееся выступление. Игорь Павлов в этот день тоже выступал где-то, а у нас был один барабанщик на двоих. И, соответственно, он у нас барабанщика умыкнул. Мы сидели за сценой, дрожали, ждали барабанщика, который так и не приехал. Точнее, приехал потом, навеселе уже. Зато к нам подошел Гаркуша и сказал: «Ну что, ребята, ваш выход». Мы говорим: «У нас барабанщика нет». «При чем здесь барабанщик? – сказал Гаркуша. – Выходите на сцену и делайте то, что должно». Но на сцену мы так и не вышли. Но зато напились страшно.

Конечно, запомнился концерт с группой «Два самолета». Тоже в «Планетарии». Вот это был потрясающий концерт. Это было 8 марта. Я сам встречал группу на вокзале, готовил им пельмени и всячески их веселил. Я не помню как, но мы все-таки выступили. Каким-то образом».

О поклонниках

«Бывает, приезжаешь куда-нибудь в Воронеж, а к тебе парень подходит и спрашивает: «А когда новый альбом?» Приятно. «А Вы что, старый альбом слышали?» – спрашиваю я. «Какой такой альбом? Я же не выпускал ничего?». А он говорит: «Ну, Вы не выпускали, а нашлись люди и выпустили». Все знает про нас. Вот это приятно, конечно. Очень приятно. И вот я думаю, что лучше? Когда тебя знать никто не знает? Либо как вот сейчас?

(звучит Юра Шатунов).

Как они это пережили? Эти мальчики, которых вся страна готова была на сувениры разобрать. Как остаться вообще при своем разуме? С одной стороны, здорово, а с другой – это же такой крест. И его всю жизнь нести. Все про тебя знают, все спрашивают».

Оркестр грустной планеты

«Вот младший брат говорит мне: «Давай играть вместе в группе». На гитаре он играет так, как мне никогда и не снилось. А он спортсмен. Я говорю ему: «А знаешь ли ты, что такое играть в группе? Забудь про спорт, у нас он другой». И он говорит: «Нет, тогда нет». А средний брат говорит: «Давай писать книгу». А я говорю: «О чем мне писать, у меня все в песнях». Он отвечает: «Слышали мы твои песни, какие-то грустные они». А я: «Ну что же, все время веселиться?». И он прав – надо все время веселиться, потому что уныние – это грех. Поэтому и веселимся, через силу, с помощью алкоголя, друзей и, конечно, девушек любимых».

О рязанских музыкантах

«Я рязанских всех люблю. Потому что они все мои братья. Выделить кого-то из этого «океана трав» сложно. Могу сказать, кто меня поразил, например. Группа «Кактус». У нас даже были с ними какие-то совместные туры. Колю Колючего у меня сын до сих пор
слушает. Сын у меня не поклонник рэпа, в принципе, но Колю Колючего он с трех лет обожает. «Дом Художника», я давний их поклонник. «Яр-Хмель» – тоже молодцы».

О стиле

«Есть люди, которые не играют рок в принципе. Они только делают вид, что играют рок. Используют элементы рока. И они как раз придумали все вот эти тэги. А мы играем рок. Просто рок, и все. Он такой, какой есть. Другого нет. Мы не панк-рок и не брит-поп. С ярлычком, конечно, проще. Можно прийти к продюсеру и сказать: мы играем этно-хаус-металл. И люди подумают: интересно. Чтобы играть рок, не нужно выходить на сцену и давать интервью.

Рокер – значит революционер. Скажу как режиссер: надо все делать наоборот. Если тебе кричат: «Давай, зажигай», – стой на сцене, как скала. А если говорят: «Давайте поспокойнее, ребят», – то вот тут надо отжечь и обязательно на стол прыгнуть».

О том, как выступать так, чтобы не было стыдно

«Садитесь, слушайте хорошую музыку, не качественную, как многие предлагают, а просто хорошую музыку, которая написана несколько сотен лет назад. Учите ноты. И тогда вы поймете, что «вы, друзья, как не садитесь, все в музыканты не годитесь». Хотите быть популярными, знаменитыми? Изучайте нотную грамоту. Думайте, как правильно себя подать на сцене. И давайте договоримся, что тогда вы поп-группа, а не РОК-группа. Вот и все. И нечего вам делать в рок-музыке. В ней собрались больные люди. Хорошие рок-музыканты редко доживают до тридцати».

За кадром

Интервью завершено. А когда заканчивается работа – начинается неформальное общение. Евгений рассказывает веселые истории про котов. К нам присоединился Константин – тоже журналист. Они с Алексеем выпивают и смеются. Я с облегчением выдыхаю. По слухам, последний раз, когда Селиванов давал интервью, он не ответил ни на один вопрос. Костя уходит – ему нужно на работу. Мы снова остаемся втроем.

В этот вечер в Рязань приезжаетБорис Гребенщиков. Мы обсуждаем его творчество. Алексей рассказывает о своих тусовках, о концертах, о песнях. По внешнему виду Селиванов напоминает Вадима Галыгина, но шутит он глупее и постоянно улыбается.

«Бежим отсюда?»

Проведя вместе четыре часа, Селиванов решает сменить обстановку. «Ну что, бежим отсюда?» – спрашивает он. «Как скажешь», – отвечаю я. Разговоры в маршрутке – а значит, тихо и шепотом. Про общих друзей, которых оказалось много. Селиванов рассказывает, как на днях сходил на концерт Sunsay и про коктейль «Боярский».

Смена обстановки

Снова кафе. Восемь вечера. Видно, что Селиванова знают и здесь. Беседуем о творческих поисках музыкантов, о том, как реализовать себя в этом огромном потоке музыки. Алексей рассказывает о своей работе на «Радио Шансон». Сижу и думаю: как его туда занесло и как он это выдержал?

«Почему мы тут сидим?» – спрашивает Алексей. «Не знаю, ты же сам меня сюда привел», – отвечаю я. «Прости, я забыл, что тут не курят. Собирайся, пойдем».

Смена обстановки №2

Десять вечера. Рок-кафе «Харли». «Тут можно все», – говорит Селиванов. Алексея снова встречают знакомые – жизнерадостнаяи улыбчивая бармен Ольга. Присаживаемся за барную стойку. Селиванов комментирует клипы, которые транслируются на большой экран. Смеется и веселит скучающий состав работников кафе. Иногда поет.

Одиннадцать вечера. Бармен Оля сообщает, что через час наступит день бармена. Начинаю догадываться, что раньше двенадцати мы точно не уйдем. Алексей подтверждает: «Значит, отметим вместе!».

Двенадцать. Звон бокалов. Поздравления. Несколько шотов. Все радуются, Селиванов рассказывает анекдоты. Кафе закрывается. Вызываю такси.

Уезжать не хочется. Мы провели вместе десять часов. Они не прошли, они пролетели. Вообще, это удивительно: мы абсолютно незнакомые люди. Но он открылся мне так, будто знакомы мы всю жизнь. Прощаемся – обнимаемся. «Спасибо тебе за интервью», –
говорю я. «Спасибо за этот день», – говорит он.

Послевкусие

Половина второго ночи. Захожу в социальную сеть. Нужно срочно кому-то обо всем рассказать. Двое журналистов как раз on-line. «Это было не интервью, это был один день, проведенный с музыкантом. Самым настоящим музыкантом. Это был крутой день». «Сделаешь классное интервью?» – спрашивает друг. «Я попробую передать атмосферу», – отвечаю я. А в голове крутится одна фраза Селиванова, не вошедшая в интервью: «Я творчески заразен».